Фэндом: Shiki
Июль, 1883.
Июль, 1883.
Пусть даже Татсуми мог гулять под солнцем, охотиться ночью было элементарным здравым смыслом. Меньше шансов попасться, проще скрыться, если что-то пойдет не так.
Луна была большая, бескровно-белая и низкая-низкая, кажется, руку протяни - дотронешься. В воздухе пахло летом и зеленью с привкусом бензина. Какого еще аромата ожидать от городского парка. Даже этого уголок жизни посреди мертвой туши города нес его следы.
Воистину, люди убивают все, до чего дотрагиваются. А ведь это всего лишь девятнадцатый век их существования. Что же будет дальше...
Охота не задалась. Горожане прятались по домам сразу после наступления темноты, и все полученные "приглашения" Татсуми уже использовал. Перепуганные шепотки про вампиров возымели свое действие. Пора валить отсюда, пора. Днем задерет кого-нибудь, а то с голоду так недолго сдохнуть, и на вокзал, в следующий случайный город. Он никогда не выбирал целей своего пути, просто запрыгивал в первый попавшийся вагон, а там будь что будет. В конце концов, он не бывал еще во многих уголках этой занятной, такой отличной от его родины страны.
Впереди на дорожке замаячило что-то белое. Пышное платье европейского кроя, немного нелепо смотрящееся в таком месте и в такое время. В приведений Татсуми не верил, а в идиотов, любящих гулять ночью по городу - вполне, так что непроизвольно ускорил шаг. От голода при виде потенциальной еды внутри все напрягалось почти до боли. Словно что-то, запертое в его теле, кусалось, билось и скреблось острыми когтями, просясь на волю, желая вырваться, вцепиться в горло, разорвать в клочья...
Попытавшись облизнуть пересохшие губы, молодой человек тихо ругнулся от неожиданности - язык больно порезался об острые клыки, непроизвольно выдвинувшиеся от нарисованных воображением столь соблазнительных картин. Инстинкты брали верх над рассудком.
Особа в платье обернулась на голос, и тут же стало понятно, почему она сразу показалась молодому человеку такой неестественно маленькой и тонкой. М-мать, да ей же всего лет двенадцать! И какой идиот отпускает ребенка гулять в такое время? Детенышей Татсуми обычно старался не трогать. Оно, конечно, как и с животными - пища из них понежнее, но её меньше и все же как-то жалко. От его трапез дети мерли часто и быстро, потеря крови, не слишком опасная для человека взрослого, их запросто могла убить. Но голод уже сводил с ума, так что... не его вина, что она ему попалась.
- Луна сегодня такая низкая... Кажется, коснуться можно, да? - удивительно точно озвучив мысли шики, в пустоту спросила девочка. Тонкая бледная ручка вытянулась вверх, словно в самом деле пытаясь коснуться выщербленной поверхности ночного светила.
Большущие глаза, темные и глубокие - где-то он уже такие видел, - с удивительным спокойствием обвели мужчину, задержавшись на мгновение на приоткрытых из-за царапающихся иначе клыков и чуть подпачканных собственной кровью губах, и прямо приняли взгляд возбужденно расширенных угольно-черных глаз с узким ободком алой радужки.
- Голодный? - Девочка тихо вздохнула, - Я тоже.
Осознание простейшего факта заняло секунд десять. Ну конечно. Видел, видел он похожие глаза. В зеркало посмотреть достаточно.
Это было бы смешно, когда бы жрать так не хотелось. Однако занятно... Татсуми знал, что еще такие есть, кто-то же его однажды сделал вампиром - ему больше нравилось именно это чудное здешнее слово, хоть он и подходил далеко не по всем параметрам. Но совсем не думал почему-то, что такими могут быть и дети. Не повезло девчонке... Татсуми умер в двадцать шесть, уже взрослым мужчиной, но еще не начавшим стареть - идеальный возраст, а она на всю жизнь останется такой крохой. Не позавидуешь.
Беседа завязалась сама собой.
Они почти до самого рассвета просидели вместе на траве, разговаривая. Сунако, как назвалась девчушка, долго рассказывала про себя, про свою жизнь. В какой-то момент молодой вампир ужаснулся - эта кроха жила дольше его как минимум вдвое. Рассказывала, как умирала, как проснулась однажды в гробу, как убивала, чтобы выжить, и как одиноко бродила по миру, не зная, куда податься и что делать. Похоже, она впервые разговаривала с кем-то, кому можно было честно сказать про все, что она пережила и чувствовала, не ожидая страха, неприязни, укора, ненависти - такое облегчение читалась в одном её взгляде. Облегчение человека, который наконец смог выговориться. Также охотно она выслушивала про то, как сам Татсуми изо всех сил цеплялся за жизнь, руками зажимая разорванное горло, валясь в луже собственной крови в какой-то подворотне, как очнулся, когда его брат и мать, рыдающая рядом, уже позвали священника, как, сам смутно понимая, что творит, вцепился в горло брата - не так, как научился позже, аккуратно, чтобы оставлять лишь небольшой след, а порвав артерию. Как оставил полумертвого брата, так похожего на него самого всего несколько дней назад, истекать кровью на полу, неожиданно легко проломил священнику грудную клетку и дотянулся до сердца, даже в том дико-невменяемом состоянии поняв, что нельзя оставлять свидетелей. Мать он все же не тронул, рука не поднялась. Потом новоиспеченный вампир удостоверился: его младший брат не ожил, а мать, как он слышал, сошла с ума от горя, потеряв почти одновременно обоих сыновей. А может, это было не так, и она пыталась кому-то рассказать, кто и как убил её второго ребенка, а люди восприняли это вполне предсказуемо. Татсуми это было уже не слишком важно, все эти люди для него остались в прошлой, оконченной жизни.
Лишь к утру, заметив, что Сунако клюет носом, шики прервал их разговор. Девочку неудержимо клонило в сон. Пришлось замотать малышку в пальто (даже в полуобморочном состоянии она почти с ужасом бормотала про солнце, судорожно вцепившись в ладонь нового знакомого) и отнести на чердак, где Татсуми обитал последние дни. В какой-то момент, не доглядев, юноша позволил маленькой ладошке безвольно свеситься, выпав из плотной ткани. Луч поднявшегося уже солнца мгновенно обжег нежную кожу. Маленькое тельце, объем которому придавало лишь пышное платье, содрогнулось, как от удара, сильнее прижимаясь к молодому человеку. Вопрос с тем, почему она так испугалась незаметно подкравшегося за разговором утра, благополучно отпал. Теперь за тем, чтобы на кожу крохи не попал свет, Татсуми следил внимательно.
По дороге на чердак шики поймал удачно попавшегося на пути кота - толстого, черного с белым ухом нахала, которого кормила вся улица. Тот, вылизывающий лапу на крыльце, даже не подумал попытаться убежать, пока сильная рука не схватила его за шкирку и не вздернула вверх. Кровь животных, всегда зараженную разной дрянью и паразитами, вампир не переносил на дух, но есть хотелось невыносимо.
Единственное окно Татсуми, одной рукой прижимая к себе "сверток", завесил покрывалом, сдернутым со своей импровизированной кровати из разных натащенных откуда попало тряпок и подушек. Несколько пропускающих свет щелей в крыше забил тем же тряпьем. "Надо будет потом заделать," - мелькнула в голове мысль. Видимо, отъезд из городка снова откладывался.
Девочка вцепилась в его рубашку мертвой хваткой, и без ущерба для одежды отодрать её явно не представлялось возможным. Вздохнув, мужчина осторожно уложил Сунако на кровать, сам пристроившись рядом. Пальто снимать с неё не стал - на случай, если прозевал где-то еще дыры. По неосторожности оставить ей новые ожоги совсем не хотелось. Хотя на руке он уже вроде затянулся...
Татсуми мало спал. Похоже, сон был скорее привычкой, чем необходимостью. Но сейчас делать было больше нечего, потому молодой человек прикрыл глаза и вслед за Сунако погрузился в беспокойную дрему.
Надо будет к вечеру поймать для неё кого-нибудь.